— Вы оказали мне высокую честь своим предложением, Николя, но он испортил меня — другие мужчины мне не нужны, — мягко ответила она.

Николя смущенно обдумывал это несколько двусмысленное заявление.

— Ешьте же, я не собираюсь вас уговаривать. Может быть, если я дам вам время, вы передумаете?.. — Он улыбнулся, взглянув ей в глаза, и на мгновение положил руку на ее сомкнутые ладони…

Они плотно закутались в плащи и отправились в обратный путь. Резкий ветер утих, но день подошел к концу, и казалось, что час уже гораздо более поздний, чем это было на самом деле. Валил густой снег, за ним почти ничего не было видно. Внезапно из-за деревьев выехало несколько всадников. Их было слишком много, чтобы Николя мог оказать сопротивление, но когда Лили поняла, что им нужны только лошади, она сама стала умолять молодого человека не связываться с ними и вложить свой меч в ножны, пока его не убили. Изгои отправились к своему предводителю, поджидавшему в лесу, а Николя и Лили, сознавая, что другого выхода нет, понуро поплелись в Годстоун пешком.

— Простите меня, Лили. Я покрыл себя позором! Я дал вам слово, что со мной вы будете в безопасности!

— Николя, да ведь ничего не случилось! Все-таки не нужно было ехать без сопровождающих.

Лили поняла, что люди, напавшие на них, — саксы, но никого из них не узнала. Не прошли они и четверти мили, как к ним галопом подскакали Ги и Рольф.

— Черт побери, щенок, что это значит? — зло прокричал Ги.

— Нас спешили, а коней увели, — нескладно объяснил Николя.

— Мы перехватим этих мерзавцев! Ждите здесь, оба! — приказал он, послав Лили такой мрачный взгляд, что та невольно задрожала, и не только от холода.

Через полчаса Рольф и Ги вернулись, но привели только одну лошадь — Зефиру.

— Вот, садись на эту лошадь, а Лили поедет со мной, хотя ты и заслуживаешь того, чтобы прогуляться пешим ходом.

Ги наклонился и, подхватив Лили, посадил ее впереди себя.

— Что случилось? — спросила она.

— Двоих мы уложили, но их лошади понесли, и вожак ускакал с жеребцом Николя. Но я найду этого хряка! Я хорошо его запомнил — высокий, жирный и бородища ярко-рыжая.

Лили вздрогнула при этих словах, и Ги внимательно посмотрел на нее.

— Вы знаете его? — спросил он.

— Нет, среди местных жителей я такого что-то не припомню, милорд, — ответила она.

Ги притянул Лили к себе и укрыл своим плащом. Тепло, исходящее от его тела, немного согрело ее. Но она не могла унять дрожь, поэтому Ги пошире раздвинул ноги и крепко обнял девушку, как бы стараясь укрыть ее от невзгод. Вскоре кавалькада добралась до Годстоуна, и прежде чем спешиться, Ги прошептал ей на ухо:

— Отправляйтесь в постель. Я сейчас приду и выслушаю ваши объяснения.

Ги взял поводья и сам повел лошадей в стойла, совершенно не обращая внимания на Николя, пытавшегося рассказать ему, как все было. Не оглянувшись, Ги вышел из конюшни и сразу же поднялся наверх.

Лили лежала в постели, укрывшись меховыми одеялами до самого подбородка. Ги подошел к огню, подложил пару поленьев, потом направился к кровати.

— Вы согрелись? — ласково спросил он. Лили кивнула.

Ровно, спокойно, словно он разговаривал с пятилетней девочкой, Ги продолжил:

— А теперь скажите, что вы делали с Николя?

— Он хотел, чтобы я съездила с ним в Севенокс. Сначала я отказывалась, а потом согласилась, — солгала она.

— Вы не хотели ехать, но он сумел переубедить вас? Он вам угрожал?

— Нет, — осторожно ответила она.

— Он вас как-то заставил?

— Нет, не совсем, — отвечала она уклончиво.

— Что это значит? — спросил он негромко и тут же вскричал: — Отвечайте же, Лили!

— Я купалась, а он…

— Боже мой! — взревел Ги.

— Уверяю вас, он вел себя достойно и просил меня обвенчаться с ним.

Ги выбежал из опочивальни и отыскал Николя.

— Отправляйся в Окстед и сиди там! — прогремел он. — Через несколько дней мы едем в Лондон. Но чтобы до тех пор я тебя здесь не видел! И прихвати этого проклятого сакса Эдварда. Я по горло сыт юнцами, спятившими от любви!

Леди Эдела только что кончила прибираться в своих небольших покоях, когда услышала вежливый стук в дверь. На пороге стоял Хью Монроз, придерживая свою руку, замотанную в тряпицу.

— Вы поранились? — тревожно спросила она.

— Порезал руку, когда чистил оружие. Она так и будет кровоточить, пока ее не зашьют. Я хотел попросить вас: не будете ли вы так любезны сделать это, Эдела?

— Конечно. Входите и садитесь. Я сейчас достану нитки и иголку.

Вид у Хью был подавленный.

— Я подумал, что вы, наверное, не захотите больше видеть меня после того, что произошло вчера вечером.

— Хью, не нужно быть таким чувствительным. С каждым может случиться подобное, — любезно ответила она.

— Со мной такого еще никогда не бывало! — поклялся он.

— Тогда, возможно, то была моя вина. Я не очень соблазнительна, — призналась она.

— Еще как соблазнительны! Я просто не смог. Мое мужское достоинство опозорено!

— А теперь посидите тихо — я посмотрю вашу руку.

Эдела сняла повязку и промыла рану. Рана была ужасной, но Хью даже не вздрогнул, пока Эдела протирала ее соком папоротника, который предохраняет от заражения. Осторожно сдвинув края пореза, она стала зашивать его — протаскивая нить сквозь мясо сначала с одной стороны, потом с другой. Игла делала маленькие, аккуратные стежки. Хью ни разу не поморщился.

— Что за чепуху вы сказали насчет вашего опозоренного мужского достоинства? Я считаю вас очень храбрым воином.

Хью усадил Эделу к себе на колени. Он целовал ее до тех пор, пока она не стала вырываться.

— Хью, среди бела дня! — говорила она протестующе.

— Дайте мне проверить себя! — умолял Хью. Ее пришлось долго уговаривать, а тем временем его страсть разгоралась все сильнее. И вот Эдела сдалась. Как только Хью оказался рядом с ней в постели, мужество его обмякло, и он опозорился во второй раз.

— Хью, для меня это не имеет значения. Мне эти вещи никогда не доставляли особого удовольствия. Клянусь вам, милорд, для меня это ровно ничего не значит!

— Зато для меня значит! — жестко возразил Хью. — Обещайте мне, что никому не расскажете об этом! — потребовал он.

— Хью, как могла такая мысль прийти вам в голову? — возмутилась она.

— Простите, Эдела. Спасибо, что зашили мне рану.

Он оделся и ушел, стараясь держаться как можно достойнее. А Эдела решила, что ей непременно надо побывать у Мораг.

Войдя в хижину старухи, Эдела удивилась. Беспорядка там уже не было и стало гораздо чище. С соломенной крыши свисали какие-то сохнущие травы, и там же, болтая сама с собой, сидела Обжора. Когда бы не было здесь сороки, Эдела решила бы, что зашла не в ту хижину.

— Мне нужно поворожить, Мораг.

— Ворожить мне запретили. Вы-то должны бы знать, какие порядки завели норманны, — это ведь ни для кого не секрет.

— Ах, Мораг, а я принесла тебе славный, выдержанный сыр! Может, ворожба и не понадобится. Просто посоветуешь какую-нибудь травку.

— Вы все ищете чего-нибудь такого, что умерило бы мужскую похоть?

— Нет! — быстро отозвалась Эдела. — Мне нужно что-то такое, что возбудило бы похоть.

Старуха рассмеялась, раскачиваясь взад-вперед на своем табурете.

— Мораг, это совсем не смешно! — смутившись, жалобно проговорила леди Эдела.

— Смешно! Смешно! Вы разве не помните веревку, на которую навязали узлов и спрятали в опочивальне? Отыщите ту веревку, развяжите узлы — и конец всем вашим морокам.

— Вы опустошили церковь и наши дома! — сказала Лили укоризненно.

— Вильгельму нужны деньги. Нельзя быть королем с пустыми сундуками, — коротко ответил Ги.

— Вот, возьмите мой пояс! — сердито предложила она, срывая его с себя. — Он золотой, а больше мне нечего вам предложить.

Подойдя к ней, он ласково повязал пояс вокруг ее бедер.